Сам Матиас едва успел унести ноги, когда увидел, как его жена и дочка разрывают пополам старшего сына. Он молился и бежал, бежал и молился, и порой ему начинало казаться, как что-то заползает в его разум, как холодный червяк, и шепчет всякое мерзкое. И начинали забываться молитвенные слова, и даже собственное имя он едва мог припомнить, а однажды, когда совсем устал и оголодал, подумалось ему, что ведь можно отгрызть себе руку и поесть, ведь это же мясо, ничем не хуже другого. Тогда Матиас ужаснулся, и что-то внутри встряхнулось, и он вспомнил себя и молитвы, и так дальше и бежал, шел и полз, повторяя все молитвы, что знал, пока не упал снова, где его и нашли.