Потом был рой стрел — который не мог, не должен был дотянуть до имперских войск, но дотянул. Импульсию враг применял и прежде, но прежде — больше для того, чтобы укрывать своих от имперских стрелков. Но бывало и так, как сегодня, бывало, что летели в гущу тел вражеские стрелы, которые не должны были долететь.
— Жив, — повторил фон Вегерхоф, осторожно ощупывая голову, шею, грудь Мартина. — Голова не разбита, кости целы, je pense… Но он очень бледный, руки холодные и пульс слишком частый; или это плохо, или… Этот взрыв, или как назвать то, что случилось, я почувствовал… нечто, это могло повредить ему сверхнатуральным образом?
— Нет, — повторил он твердо. — Сейчас выход есть, тебе просто надо до него дойти. И ты дойдешь. Отступать некуда, Мартин, позади преисподняя. Не говоря уж о том, как ты разочаруешь Готтер и Альту, и я не знаю, что из этого страшнее.
— А до того, как явился твой отец и ты начал вот так блуждать в темноте? Скажем, накануне тех дней, когда пропадал кто-то из твоих соседей-паломников. Не было ли такого, что тебя будило что-то — голоса, шаги, шорохи?
— А тебе бы не хотелось, чтобы я оказался прав?