— Наберитесь терпения, господа дознаватели, рассказ будет долгий.
Вообще говоря, паниковать и даже начинать беспокоиться было рано, ибо было рано объективно: солнце лишь начинало просыпаться, лениво восползая по небесному своду, и город за стенами еще дремал, и даже хозяйка их временного пристанища до сих пор не появилась, а уж это-то точно означало, что время не просто раннее, а раннее неприлично.
— Нет, не говорите, как его называют. Говорите, что это.
— Что было до того и откуда взялся этот предвечный Хаос, неведомо… Точнее, — поправил Бруно сам себя, — этого не ведаю я. Подозреваю, что не ведомо это и никому из ныне живущих… а если и ведомо — он не расскажет. И я не знаю, как человеческий разум может суметь постичь это сам, выводя неоспоримые следствия из причин и отыскивая сами причины. Был Хаос… Упорядоченной материи, времени — ничего этого не было. А потом… Потом Творец создал всё. В недрах хаотичного небытия, безвременья, беззвучья, было сказано Слово — и всё началось. Дни творения — быть может, были они, а возможно, лишь так это сумел хоть отчасти осознать человеческий рассудок, этого я не знаю, но вижу сотворение как… как… Словно бытие взорвалось в небытии, единым мигом, и возникло упорядоченное, а обломки Хаоса были отброшены прочь, к его границам, к границам материи и самого времени. И вот тогда, в тот самый миг, началась битва, которая все еще идет: Хаос хотел схлопнуться снова, поглотив собою все то, что когда-то было им и быть перестало, а упорядоченное стремилось удержать свои границы.
— Хреново это, — пробормотал Мартин и, спохватившись, пояснил: — Не слишком полезно для дела. Не спорить о версиях — хорошо к концу расследования, а если такое в начале… Стало быть, или один заблуждается, или оба, или версия тупиковая.
— Да, — кивнул Ленца, не дожидаясь продолжения, какового, в общем, и не требовалось. — На рожон не лезут, однако идею «при Папе было лучше» в народе подогревать продолжают. И как я уже сказал — у них это получается.