— А вот в этом я не уверен, — тихо возразил стриг, и две пары глаз уставились на него недоуменно.
— Ни малейшего представления. Послезавтра заседание Совета, и снова, как водится, очень важное и требующее моего присутствия. Чую, до нормальной службы я нескоро доберусь. Пытался уломать Висконти лишить меня этой сомнительной чести…
— Вот это, — перебил его саксонский герцог, снова встряхнув лист в руке, — правда или нет? Курфюрст и пфальцграф Империи, немецкий рыцарь, продался этой французской сучке Изабо или нет?
Кровь разъедала светлую кору, прожигала — медленно, но настырно, и в зеленой кроне застонало, и снова завыл ветер; завыл — и тут же стих. Содрогнулись плетеные стены и пол, и сверху посыпалась листва — желтая, медная, темно-красная, коричневая, иссохшая, и огромная ветвь в центре вздрогнула, скрипнув, и кровь на коре зашипела, впившись в древесину…
В голове тоже взорвалась вспышка боли, и всё вдруг встало на место.
Голос из далекого прошлого, умирающий напарник на берегу Везера, арбалет в руке, дождь, кровь на руках и никаких сомнений, что поступил верно. Что выхода не было.