— Да, я знаю, что пришло вам в голову первым делом, и да, разумеется, я тревожусь о ней. Посему я и не сказал об этом в первый раз, и даже сегодня меня все еще одолевали сомнения.
— Да, есть люди, чье мнение для всех ценно, — согласился паломник сдержанно. — Они умеют со всеми найти общий язык, успокоить беспокойных и ободрить унывших… Но я бы не назвал это предводительством. Скорее материнской или отеческой заботой. Однако…
Потом станет известно, что происходящее лишь казалось длящимся не один час. Станет известно, что случилось все за каких-то полчаса, а то и меньше, а потом смятение стало стихать, и безумство сменилось безучастием и изнеможением, и ужас сменился страхом, и улицы замерли, опустели, смолкли, и даже сейчас, к вечеру, так и не ожили.
— Id est, сейчас оно не остановилось, как в тот раз? — уточнил он. — Или это снова твои словесные витийства?
— Что они наворотили тогда с Майнцем? — спросил Курт и, не услышав ответа, уточнил: — Это не было риторическим воздыханием, Висконти. Это был прямой вопрос, на который хотелось бы услышать вразумительный ответ. Это уже не тайна Совета, это потенциальная опасность для окружающего мира, и хотелось бы понимать, с чем и с кем мы имеем дело.
— И признан верным, — размеренно проговорил Курт.