— Но вы были так убедительны… — произнес командир штурмовиков, все еще не убрав кинжала.
Все то время, что он молча стоял на башне и наблюдал — он думал. Просто продумывал свою речь, свою манеру поведения… и то, что он хочет от этой беседы. Поэтому смог с первых же фраз буквально обескуражить лидера местных народников и революционеров.
— Я просто его пугал. Ему не требовалось больше.
— Ты ненавидел край, что для любого рай, — чуть повысив голос, чтобы этот офицер нормально услышал слова. — В твоей душе есть свет, но ей покоя нет. Ты верил, что Мелькор так любит Валинор, но слышал только ложь — она как в спину нож. Кровавым был исход, природа слезы льет, но нолдоров челны вперед устремлены…
Он был жив. Снова жив. Мог бы уже погибнуть. И не раз. По глупости. Странно и непонятно. Жив случайно. Словно кто-то в последний момент или его поворачивал, или руку врага отводил. Даже тот осколок, что убил парня там на бруствере должен был достаться ему. Но нога подвернулась, зацепившись за камень, и его потащило в сторону. В итоге ему досталась странная, но царапина, а тому парню — смерть. Очень показательная смерть.
Максим искренне надеялся, что изменение узора войны как-то поменяло ситуацию с Алексеем Алексеевичем. Но нет. Его гнилая натура просто проявилась иначе. Главная же беда заключалась в том, что понять мотивации Брусилова Меншиков не мог. Подставлялся же. Очевидно подставлялся. Или, может быть, в этом и заключалась его работа? На кого, кстати?