— Это вам не музей, — буркнул тот, отмывая окровавленные руки. — Но что уж… Смотрите, тoлько извольте не трясти волосами и прочими… кружевами!
Домашние девочки — так у нас называли тех, кто каждый день уходил из пансиона, отсидев занятия, — наверняка готовили уроки при уютном теплом свете ламп. Наверно, многим старые служанки или добрые бабушки приносили что-нибудь вкусное — скрасить тяготы учебы. А может, даже помогали, кто их разберет, этих бабушек с дедушками?
Значит, я права: Одо околдован. Наверно, мэтр Оллен — кому еще! — подловил его в склепе. Не дал даже проститься, как подобает, а теперь… Чего он хочет теперь?
Ничего… Главное, Одо жив — я держала егo за руку и чувствовала пульс, слабый, но ровный. Он же Химмелиц, а Химмелиц — скалы, которые не сдаются просто так, сам сказал…
— Нет-нет, не стоит хлопот, я вполне могу обождать здесь.
— Рисунок крови разный. Я хорошо умею их различать — в экспертизе без этого никуда. Такие рисунки у всех людей отличны. У родственников похожи, конечно, у близнецов могут быть почти идентичными, но именно что почти. А у… двух Эв они схожи едва-едва. Они родственницы, но очень дальние.