— Сударыня, Эва никогда так себя не ведет, — тут же сказал он. — Она предпочитает выслушивать важные сведения, в особенности объемные, полулежа и закрыв глаза — это помогает ей сосредоточиться.
— Не повышайте голос, — в очередной раз напомнил канцлер. — Я вам верю. В ином случае — если уж вы уверяете, будто Эва нашептывает вам pешения, — вы бы вели себя со мной совсем иначе.
— Вы, наверно, все это знаете и так. И ее величество знает или хотя бы слышала. И поэтому вы о таком не напишете — это же очевидно! А я стену сидеть и моргать, а если кто-то станет на намекать на нечто такое, что я должна знать ну… по умолчанию, то…
Я ощутила одновременно облегчение — не придется позориться! — и несказанное огорчение. Настоящий королевский бал, а мне туда путь заказан…
— Это всегда успеется. Пускай идет за кортежем. И проследите, чтобы его не закидали чем-нибудь похуже тухлых яиц. Хотя откуда они возьмутся…
— Несомненно, — ответила я, глядя, как она вынимает старый снимок, уже потуcкневший от времени. На нем едва узнаваемая госпожа Тассон — не юная уже девушка, какое там! — действительно словно летела в немыслимом пируэте над сценой.