— Тш-ш-ш-ш, — я снова с силой обняла Тошку, унимая его начинающуюся истерику. А Шура в моей голове мрачно рисовала картинки расчленения бывшего мужа, добрая женщина. Пять минут назад мялась и стонала, что нельзя же детям про отца гадости говорить, даже если это правда. А сейчас готова лететь и расчленять на лету.
Тварья дупа, эта игрушка оказалась очень затягивающей. Я обо всем забыла и о Лампе, скучающей в соседней комнате, и о том, что мне бы по-хорошему информацию собирать и в мир вживаться вместо развлечений, и о…
— Лопнешь, зараза! — искренне возмутилась я. — И вообще, сначала выплюни документы. Нечего-нечего рожи мне тут корчить, я твою породу знаю. Все, что сожрал не позже чем сутки назад, можешь при желании выплюнуть и вернуть в прежнее состояние.
«Заходил, читал?» — спросила я вскользь у Лампы, натягивая довольно удобные черные штаны из плотной ткани, которые прежняя их хозяйка называла «джинсы».
— Шереметьево! Чтоб ты провалилась по дороге, коза недоенная!
«Понятно. Говори, что делать. С твоей сметкой и моей решительностью справимся».