Отроллеть, зеленым хреном в печень быкозавра! — выдохнул доктор, и я вскинула на него глаза.
— Э, — очень вразумительно ответила я. — Ну наверное. Не знаю.
С Шурой мы уже орали хором, так, что наш крик сливался в один. Как еще голос не сорвали, и вдруг все прекратилось. Вот раз! И нету падения, нету темноты. И криков нету. И Шуры?! А я сама нахожусь неизвестно где, и это самое неизвестно где ругается страшными словами таким знакомым-знакомым мужским голосом, я его слышала столько раз давно-давно, уже почти забыла. И совсем недавно! Два голоса и два образа наслаивались один на другой, заставляя меня теряться в догадках и надеждах.
— Не надо себя грузить, а то я по-омню, как ты это умеешь! Сейчас загрузишься и будешь год страдать, как неправильно поступил. К троллям!
— И ты называешь это любовью? — мне было горько и как-то словно душу разворотили. — Это что угодно, только не любовь, Райно. А еще ты играешь в опасные игры. Ты окончательно сошел с ума.
— Да нам-то что. Пишите отказ от госпитализации, и дело с концом.