– Я полностью согласен с вами, господин адмирал, – улыбнулся Павел. – Мы решили как следует проучить этого британца, чтобы другие его приятели никогда больше не совались в наши воды. Сегодня вечером я собираюсь созвать военный совет, на котором мы решим, как нам следует защитить Ревель и разбить английскую эскадру. Но если вы, сударь, не против, то мы можем провести его прямо сейчас. Василий Васильевич, передайте своим друзьям, чтобы они срочно зашли ко мне.
Бой кипел уже по всей боевой линии. Бомбардирские суда, согласно плану занявшие отведенные им места, стали метать бомбы в гавань Копенгагена и на сам город. Эскадра Паркера, которая должна была начать фланговый обстрел форта «Трекронор», так и не смогла справиться с ветром и течением и вынуждена была встать на якорь так далеко от датских батарей, что фактически не участвовала в сражении.
– Знаете, Василий Васильевич, – сказал Павел, тщательно обдумав слова Патрикеева, – я вижу резон в том, что вы сейчас сказали. Что ж, пусть все так и будет. Единственно, что я хотел бы – это убрать с формы ваших головорезов слова «ФСБ», а вместо этого поместить знак креста Святого Иоанна Иерусалимского.
Немного подумав, я согласилась. Прихватив с собой рацию, я вместе с великой княжной направилась в Михайловский замок…
– Вот и отлично. Тогда послушайте, что могло бы произойти в России три дня назад…
Беннигсен, так и не удосужившийся за время службы в России выучить русский язык, не сразу понял, что такое, взволновавшее всех присутствующих, сказал император. Он попытался выяснить это у стоявшего рядом гатчинского полковника, но тот, как на грех, оказался малороссом и мог лишь с грехом пополам объясниться с ним по-польски. Но Беннигсен «не розумел польску мову». Наконец, сжалившийся над Длинным Кассием какой-то штатский из числа придворных в расшитом золотом камзоле на неплохом французском растолковал генералу суть того, что только что объявил император.