Моя вчерашняя собеседница, великая княжна Екатерина Павловна, была одета в женский костюм для верховой езды. На ней был камзол чисто мужского покроя. Но он оказался расстегнут спереди от шеи до подола нараспашку, так, чтобы был виден облегающий ее тело жилет. Застежка же была сделана на мужской манер – слева направо. Распахнутые полы являли взору широкую «стоячую» оборку, начинавшуюся примерно у середины юбки. Юбка же была свободной и доходила примерно до щиколотки. По подолу ее украшала широкая полоса кружева.
– Гутен абенд, герр герцог. Я буду вашим инструктором…
Павел подошел и взглянул в глаза Обольянинову. Тот побледнел, и на лбу его выступили капельки пота.
– Вообще-то я догадывался, что помимо Палена были и другие руководители заговора, которые, в отличие от этого потомка крестоносцев, предпочитали держаться в тени, – задумчиво произнес Патрикеев. – Да, Уитворт был выслан из России, но ведь кто-то из британцев должен был остаться в Петербурге вместо него и наблюдать за действиями заговорщиков. И этот кто-то напрямую связан с теми, кто стоял за Питтом-младшим. Я подозревал, что это Беннигсен, человек довольно мутный и, ко всему прочему, старый масон с большими связями с зарубежными «вольными каменщиками». Видимо, именно эти его друзья помогли Беннигсену, единственному из главарей заговора, остаться на плаву во времена царствования Александра I. Его не отправили в ссылку или в отставку, а позволили продолжить военную карьеру.
Генерал вздрогнул. Он какое-то время стоял, словно библейский соляной столп, а потом осторожно выбрался из толпы и быстрым шагом направился в сторону Миллионной улицы. Я вспомнил, что в доме на этой знаменитой своими дворцами и особняками улице жил Валериан Зубов – «одноногий генерал» и брат Платона и Николая Зубовых. Этот роскошный особняк Валериану Зубову подарила в свое время Екатерина II. В наше же время в нем располагался Комитет по физической культуре и спорту Петербурга. Пару раз мне приходилось в нем бывать, и мне запомнилась его парадная мраморная лестница и просторный зал с потолком, украшенным гипсовой лепниной.
Патрикеев тоже обрадовался встрече со мной. Похоже, он был сильно озадачен происходящим и пытался понять, что же такое случилось. По всему выходило, что Сыч оказался прав и нас каким-то образом забросило в прошлое. Патрикеев, как человек, хорошо знающий отечественную историю, даже примерно определил, в какое именно время.