Я решил, как бы ни складывались мои дела в Петербурге, обязательно увидеться с водолазом, о котором рассказал мне поручик, и обстоятельно потолковать с ним.
– Плохо дело, виконт, – неожиданно услышал я уже знакомый мне голос. Язык был английским, но ганноверский акцент и тембр голоса принадлежали, несомненно, тому самому человеку, чей портрет мне показывали русские. Как его звали, я не знал – имени его они мне не назвали.
Лизелотте была одета в безупречно выглаженное платье с накрахмаленным передником и держалась так, словно не она сегодня рано утром, уставшая после бессонной ночи любви и с опухшими от поцелуев губами, выпорхнула из моей кровати, не забыв, естественно, подхватить со столика приготовленную для нее стопку монет. Вела она себя очень даже строго и официально, что было неудивительно – сегодня сама фрау Бергер соизволила составить мне компанию за обедом.
– Вы правы, господин подполковник, – кивнул Ушаков. – Адмирал Карцев – прекрасный моряк и отличный командир.
Но я не собираюсь бросаться ему на шею. В конце концов, я свободная женщина и сама могу решить, кому ответить на взаимность, а кому – нет. Да и не хочется ссориться с его супругой – императрицей Марией Федоровной. Эта дама может нам создать немало проблем в будущем. К тому же мне ее чисто по-женски жалко. Только-только она избавилась от одной любовницы мужа – Аннушки Гагариной, как на горизонте уже замаячила следующая. Нет, с царем я буду держать себя на некотором расстоянии, не давая ему переступать некую черту. Так оно будет лучше.
– Скажите, Михаил Илларионович, какое имя вам дали в Регенсбурге, когда вы в 1779 году вступили в масонскую ложу «К трем ключам»? Если я не ошибаюсь – Зеленеющий Лавр?