«Могу записать слова песни „Владимирский централ“ или „Голуби летят над нашей зоной“».
– Будет исполнено. – Фриновский вопросительно смотрит на Сталина.
Выхожу в приёмную, чтобы упростить связь со своим секретарём.
«Монастырь какой-то, а охрану привезли свою»…
– Прошу пленум разрешить мне сказать несколько слов… – в зале вновь вспыхивают аплодисменты, вождь, пережидая их, не торопясь наливает нарзан в стакан и делает небольшой глоток. – товарищи, этот заговор, что сегодня ночью раскрыли наши органы, стоит особняком. Его участниками были не троцкисты…, не военные…, не оппозиционеры. Ими стали наши бывшие товарищи, с которыми мы бок о бок сражались против врагов в гражданскую, с которыми мы громили левый и правый уклоны, с которыми мы прововодили коллективизацию… с которыми бились над выполнением заданий первой и второй пятилеток. Они не были шпионами иностранных разведок, наймитами иностранного капитала… (еще глоток), они называли себя коммунистами и от этого горше вдвойне. Все заговорщики были партийцами, партийцами – перерожденцами, партийцами – бюрократами. Случилось то, о чем предупреждал нас Ленин: мелкобуржуазная стихия проникла, таки, в нашу партию, несмотря на нашу отчаянную борьбу с ней, на длившуюся пять лет чистку её рядов. Проникла и стала как болезнь распространяться наверх, заражая больных и нестойких.
– Неплохо… – Растерявшийся профессор в мятом, порванном в некоторых местах костюме, растерявшись, не сразу пожимает протянутую ему руку.