– А вот так, не тех. – Оля откидывается на спинку, закидывая ногу за ногу в твидовых брючках и поводя кованным носком сапога из строны в сторону.
Побледневший архивариус срывается с места, подлетает к столу, стоящему в паре метров от моего, и буквально выхватывает у меня из рук дело. Расширившимися от ужаса глазами сличает номера. Мы стоим друг против друга в маленьком закутке с тонкими стенами, не доходящими до потолка, отгороженном в большой прохладной комнате, заполненной стеллажами, мой оппонент упёрся в меня недоверчивым взглядом, а по нашим лицам стекают крупные капли пота. Что-то, наконец, решив, не выпуская папки из рук, он бросается к своему столу, поворачивает к себе формуляр и склоняется над ним. Я вытягиваю шею, пытаясь разобрать записи.
«По божески получилось, такой кластер максимум за три часа сможет взломать любой шифр „Энигмы“, а по количеству реле в нём соизмерим с РВМ (в РВМ-1 четыре тысячи реле)! Как тебе такое, Илон Маск»?
– Кого? Кого? – Раздались голоса со всех сторон.
«С ним надо быть аккуратным, тончайшая мембрана в „шляпке“-резонаторе очень нежная, реагирующая на малейший звук, вибрацию или дуновение воздуха. „Гвоздь“ – антенну микрофона на резьбе пока подстраивать не буду, пусть будет введена в резонатор (через эбонитовую вкладку) наполовину, как сейчас».