— Да, мама. Спасибо, все было очень вкусно. Джорджина, пойдем!
— Дорогая, — стиснул барон мой локоть, — давай не при слугах.
— Смотря какая. Если тяжелая, до изнеможения, то уродует, — не стал спорить он. — У вас же прямо глаза горят! Вы свою работу любите, это сразу видно.
Барон тоже усмехнулся и швырнул камешек в воду.
Вообще-то она была не моей личной секретаршей — до такой роскоши я дорасту не скоро, — а числилась за нашим отделом. Но в июле — августе большинство сотрудников разбежались в отпуска, так что мы с Милдред остались куковать вдвоем.
На побледневшей щеке Донала четко выделялась белесая ниточка старого шрама. Смотрел он мимо меня, а за спиной его жутковато шевелился под невидимым ветром пышный розовый куст.