В Радеж я въезжал уже полностью спокойным.
А я, не став дожидаться ответа от шамана, или действий Бальтазара (этот и вовсе продолжал утолщать каменные доспехи, заняв обороняющуюся позицию), я крепко сжал висящий на груди клык и, призывая все свое мастерство в разговорах с нематериальными собеседниками, позвал...
Главное, что я все же сумел вычленить, так это то, что Милайя с чистым сердцем приписала мою версию нам обоим, причем себе в первую очередь. Тот факт, что меня вообще упомянули, для всех окружающих свидетельствует о ее невероятной заботе о репутации своего свитского. Потому что обычного догадливого подчиненного, она, конечно, осыпала бы золотом, выдав ему премию, но главным мозгом все равно выставила бы себя. Уже потом, в отчете, намекнула бы на роль помощника, может быть. Так что я не в обиде, ибо конкретно сейчас успех нужен ей в гораздо большей мере, чем мне самому.
Мускулистая красотка начала подыматься, отрывая свою спину от груди Ренны, но словно задумалась. Поводок услужливо показал причину ее нерешительности. Ей казалось опасным просто так взять и подняться на ноги, особенно когда они уже успели затечь от долгого сидения в объятиях ее номинального командира. Вдвойне опасным, если учесть, что воительнице так и не удалось открыть глаза. Немного нервничая, она оперлась руками о край кровати, готовясь вытолкнуть себя за ее пределы - подальше от наглой и такой соблазнительной сволочи, что не устает напоминать о том, какие опасности несут в себе большие и тяжелые сиськи.
Я даже не стал стирать Вал воспоминания о ее "победе", благо разум воительницы все так же следовал теории того, что именно она играет лидирующую роль в нашей двойке, надежно соблазнив неопытного и наивного парня. А уж привязать юнца через постель сами боги велели.
От окошка-бойницы я так и не отлип, но делом все же занялся.