А вот у разведчиков разведывательной команды лейб-гвардии 1-го Стрелкового его величества запасного полка была особая задача – помимо прямой разведки Кутепов им поставил задачу распространять слухи о чуме в Петрограде, чем, по мнению полковника, можно было добиться хотя бы временного уменьшения количества людей на улицах столицы, а следовательно, хоть немного сбить градус революционного возбуждения в городе.
Итак, я вновь в кабинете наштаверха. Действующие лица данной сцены могут быть описаны словами «Четверо и труп». Состав живых наполовину обновился, и теперь кроме меня и Лукомского на площадке присутствовали Мостовский и Горшков. Штабс-капитан сел так, чтобы Лукомскому был хорошо виден наган у него в руках, а полковник встал за спиной нашего пленника.
В общем, к моменту приезда Николая Николаевича в Могилев армия была бы уже полностью под моим командованием, а столицы – под моим контролем. И все это параллельно с горячими заявлениями о раскрытии германского заговора, об изменниках и… о реформах, о созыве крестьянского съезда для обсуждения земельного закона, о созыве какой-нибудь комиссии по обсуждению конституции и еще чего-нибудь такого, что любит публика. Много шума и много решительных действий вполне могут спасти «отца русской демократии и особу, приближенную к императору», то есть меня любимого. Ну, и Россию заодно. Вопрос лишь в том, как это все вложить в голову этого самого императора?
Хорошо быть высочеством, но кофе мне прекрасно сварила бы и моя секретарша в моем же офисе. А так это больше похоже на последнюю сигарету перед казнью. Впрочем, сигарет тут еще не изобрели, а папиросы вызывают у меня психологическое отвращение.
С минуту я помолчал, собираясь с мыслями, затем быстро заговорил.