Петроград. 27 февраля (12 марта) 1917 года
Все вновь кинулись к окнам и увидели, как все оставшиеся офицеры бегут мимо лежащего в воротах Лашкевича.
– Так точно, ваше высокоблагородие, не извольте сомневаться!
Очнувшись от раздумий, я увидел, как император что-то подписывает на исписанном листе. Затем он протянул мне бумагу.
Керенский ликовал. Было совершенно ясно, что стрелять в них не будут. Ведь в противном случае этот полковник не стоял бы на линии огня своих пулеметов ровно посередине между баррикадой и толпой. Да и жерла пулеметов смотрели поверх голов толпы, куда-то в хмурое петроградское небо. Значит, офицер вышел в безумной попытке остановить их в одиночку, не надеясь больше на своих солдат.
Решительные действия, удержание инициативы, привлечение дополнительных сил за счет нескольких взятых под контроль рот лейб-гвардии и другие мероприятия – все это лишь оттягивало неизбежный конец. Слишком несопоставимыми по численности были силы, слишком легким и привлекательным был путь анархии и хаоса, слишком много накопилось обид, неудовлетворенности и слишком сильно было желание перемен.