Все цитаты из книги «Мастер и Маргарита»
– Ну что с тобой сделать за это? – спросил флибустьер.
Прежде всего он поднял паспорт и подал его Максимилиану Андреевичу, и тот принял книжечку мертвой рукой. Затем именуемый Азазелло одной рукой поднял чемодан, другой распахнул дверь и, взяв под руку д…
Лестница опустела. Из осторожности подождали еще немного. Но из камина более никто не выходил.
Тут наши знакомые отошли от иностранца с его лососиной к краю кондитерского прилавка.
– Мерси, – надменно ответила брюнетка и пошла по трапу в партер. Пока она шла, зрители вскакивали, прикасались к футляру.
– Я слушаю приказания прокуратора, – сказал пришедший, подходя к столу.
– Ах ты подлец, – задумчиво сказал Воланд.
Процессия в это время двинулась дальше, за пешими потянулись большею частью пустые автомобили.
– Попрошу меня не учить, – ответил Бегемот, – сиживал за столом, не беспокойтесь, сиживал!
И Варенуха, не снимая кепки, прошел к креслу и сел по другую сторону стола.
– Сейчас из достоверных рук узнал, – ответил буфетчик, одичало поглядывая на какую-то фотографическую группу за стеклом, – что в феврале будущего года умру от рака печени. Умоляю остановить.
– Ну, что же, если спокойнее, то и считайте, – вежливо ответил Воланд.
– Я в восхищении, князь! – кричал Коровьев и в это же время шептал Маргарите: – Прекрасная шея, но с ней неприятность случилась в тюрьме. На ноге у нее, королева, испанский сапожок, а лента вот отчег…
В это время солнце вернулось в Ершалаим и, прежде чем уйти и утонуть в Средиземном море, посылало прощальные лучи ненавидимому прокуратором городу и золотило ступени балкона. Фонтан совсем ожил и рас…
Он знал, что в это же время конвой ведет к боковым ступеням троих со связанными руками, чтобы выводить их на дорогу, ведущую на запад, за город, к Лысой Горе. Лишь оказавшись за помостом, в тылу его,…
– Скажите мне, а что было дальше с Иешуа и Пилатом, – попросил Иван, – умоляю, я хочу знать.
«Лжет!» – воскликнул мысленно финдиректор. И тут вдруг его глаза округлились и стали совершенно безумными, и он уставился в спинку кресла.
– Всенепременно, – отвечал, волнуясь, Василий Степанович.
– К чему это было сказано? – услышал гость внезапно треснувший голос.
– Ничего он мне не писал, – в изумлении сказал председатель.
Бухгалтер только стоял и трясся. Но тут судьба его выручила. В секретарскую спокойной деловой походкой входила милиция в составе двух человек. Увидев их, красавица зарыдала еще пуще, тыча рукою в две…
– А, так ты с ним заодно? – впадая в гнев, прокричал Иван, – ты что же это, глумишься надо мной? Пусти!
Здесь Рюхин всмотрелся в Ивана и похолодел: решительно никакого безумия не было у того в глазах. Из мутных, как они были в Грибоедове, они превратились в прежние, ясные.
Однако встречен был гость отменно ласково.
– Трамваем задавило? – шепотом спросил Поплавский.
– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Бездомный.
– Сильно пил? – сквозь зубы спросил доктор.
Прокуратор с ненавистью почему-то глядел на секретаря и конвой.
– Кто дирижер? – отлетая, спросила Маргарита.
– А мне не будет скучно с тобой? – вдруг спросила Низа и остановилась. Тут мысли Иуды совсем смешались.
Весь этаж был занят следствием по делу Воланда, и лампы всю ночь горели в десяти кабинетах.
– А вы поройтесь у себя в портфеле, Никанор Иванович, – сладко предложил Коровьев.
Тот самый Прохор Петрович, председатель главной зрелищной комиссии...
– Сколько получил сейчас? Говори, если хочешь сохранить жизнь!
– Прощай, Наташа! – прокричала Маргарита и вздернула щетку, – невидима, невидима, – еще громче крикнула она и между ветвями клена, хлестнувшими ее по лицу, перелетев ворота, вылетела в переулок. И вс…
– Ты одна? – негромко по-гречески спросил Афраний.
– А, здравствуйте, Николай Иванович! – грустным голосом сказала Маргарита, – добрый вечер! Вы из заседания?
– Банга, Банга, – слабо крикнул прокуратор.
– Настанет, игемон, – убежденно ответил Иешуа.
– Левий Матвей? – хриплым голосом спросил больной и закрыл глаза.
Вырвавшись на воздух, буфетчик рысью побежал к воротам и навсегда покинул чертов дом N 302-бис.
– Из рогатки? – спросил мальчик, переставая дрожать.
– Все о нем? – спросил Пилат у секретаря.
– Впервые слышу об этом, – сказал Пилат, усмехнувшись, – но, может быть, я мало знаю жизнь! Можете дальнейшее не записывать, – обратился он к секретарю, хотя тот и так ничего не записывал, и продолжа…
– Но чувство долга, – вступил Бегемот, – побороло наш постыдный страх, и мы вернулись!
Затем он достал из письменного стола кипу бумаг и начал тщательно сличать жирные, с наклоном влево, буквы в фотограмме с буквами в Степиных резолюциях и в его же подписях, снабженных винтовой закорюч…
– Он прочитал сочинение мастера, – заговорил Левий Матвей, – и просит тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем. Неужели это трудно тебе сделать, дух зла?
И тут случилось четвертое, и последнее, явление в квартире, когда Степа, совсем уже сползший на пол, ослабевшей рукой царапал притолоку.
– Я не сказал тебе – отдай, – ответил Пилат, – я сказал – покажи.
– Девять месяцев, – задумчиво считал Воланд, – двести сорок девять тысяч... Это выходит круглым счетом двадцать семь тысяч в месяц? Маловато, но при скромной жизни хватит. Да еще десятки.
И оба подхватили администратора под руки, выволокли его из сада и понеслись с ним по Садовой. Гроза бушевала с полной силой, вода с грохотом и воем низвергалась в канализационные отверстия, всюду пуз…
Профессор Кузьмин как сидел, так и откинулся на кожаную готическую спинку кресла.
Буфетчик втянул голову в плечи, так что стало видно, что он человек бедный.
– Ты, – оскалившись, перебил Иван, – понимаешь ли, что надо поймать профессора? А ты лезешь ко мне со своими глупостями! Кретин!
– Боги! – воскликнул Пилат, – да ведь на вас нет сухой нитки! Каков ураган? А? Прошу вас немедленно пройти ко мне. Переоденьтесь, сделайте мне одолжение.
Через некоторое время его можно было видеть входящим в ворота двора Каифы. А через некоторое время еще – покидающим этот двор.
– Домработницы все знают, – заметил кот, многозначительно поднимая лапу, – это ошибка думать, что они слепые.
– Да, я хотел спросить, – тетка не говорила, где свои прячет? – осведомился конферансье, любезно предлагая Канавкину папиросу и зажженную спичку. Тот, закуривая, усмехнулся как-то тоскливо.