Все цитаты из книги «Гадкие лебеди»
— Господа! — сказал он. — Какое счастье, что с нами нет этого Павора. Ваше здоровье!
— Предположим, — сказал долговязый. — И кто же за нами следит?
— А вы не прикидывайтесь! — заорал полицейский. — Я вас видел! Вы под суд пойдете! Угон арестованной машины!
— По такому поводу необходимо выпить! — сказал он вслух.
— Черт знает что, — брезгливо сказал он еще издали, — никогда со мной такого не бывало — нет входа! Куда ни ткнусь — везде сплошные окна… Кажется, я заставил вас ждать, господа. — Он упал в свое крес…
— Как они мне могли говорить, если я здесь, а они там?
— Спросите, — сказал Виктор, соображая, успеет ли он удрать за пределы видимости или нет.
Любой другой мальчик на месте Бол-Кунаца непременно заинтересовался бы этим раздражающе — неопределенным «а-а», но Бол-Кунац был не из любых мальчиков. Он ничего не сказал. Его не занимали интригующи…
— Я вас предупреждал, не трогайте Павора.
Он встал. Виктор тоже поднялся, ощущая неловкость и гордость, недоверие и уважение, разочарование и ответственность, и еще что-то, в чем он пока не мог разобраться.
— Там впереди полиция, — сказал мокрецу Виктор.
— В санаторий. Я еду в санаторий, вы, я вижу, тоже собираетесь в санаторий, а вы, Павор, ложитесь в постель. Хватит распространять грипп.
Виктор почувствовал себя оскорбленным. Ну, конечно, подумал он. А потом они спросят, может ли машина мыслить и есть ли жизнь на Марсе. Все возвращается на круги своя.
— Я не ухожу, — сказал Виктор. Он смотрел, как она ловко накладывает шину.
— Я знаю, — сказал Виктор. — Я и не думал их беспокоить. Я просто так спросил… загадал, Понимаете ли: если в четном, то все будет хорошо.
— Вы действительно пишете книжки? — спросил долговязый.
Голем опять оглянулся и посмотрел на часы.
— Не надо, потом… Я еще подойду, когда поужинаю, — сказал Виктор и пошел на свое место.
— Сим, меня сейчас задавят… Сим, задыхаюсь! О, Сим…
— Постой, — остановил его Виктор. — Какие дети?
— Все-таки это твоя дочь! Неужели ты опустился до такой степени…
— Павор утверждает, — повторил Виктор, — что ваши мокрецы шляются по городу и учат детей всяким странным вещам. Я тоже заметил кое-что подобное, хотя пока ничего не утверждаю. Так вот я ничему не уди…
Виктор захлопнул дверцу, аккуратно съехал на мостовую, переключил скорость и рванулся в ближайший проезд. Было очень хорошо гнать по пустым, по заведомо пустым улицам, подымая колесами водопады луж, …
— В лошадки хочу, — просительно проблеял Росшепер. — Давай в лошадки! Иго-го! — Он был невменяем.
Он осторожно снял ее руки со своей шеи. Ему стало окончательно страшно.
— Почему вы их называете мокрецами? — спросил Виктор. — Что они — мокрыми у вас стали от дождя?
Он хлюпал и сморкался, и в темноте, вероятно, утирал сопли рукавом шинели, жалкий, как все дезертиры, напуганный, как все дезертиры, готовый на все.
— Ничего, ничего, — вздохнул Виктор, уставясь на горлышко фляги, торчащее из кармана Големова плаща. — Ирма, — сказал он утомленно. — Что вы там делали на этом перекрестке?
Он был как гром, он шел со всех сторон сразу покрыл все остальные звуки. Он был спокоен, даже меланхоличен, какая-то безмерная скука слышалась в нем, безмерная снисходительность, словно говорил кто-т…
— Это не я! — сказал Павор проникновенно. — Так говорят в городе.
— Изнасилован мокрецом! — сказал Павор злорадно.
Она остановилась перед дверью. Диана повернула ключ, вошла и зажгла свет.
— Так я понял из вашей повести «Беда приходит ночью». — Это был белобрысый клоп десяти лет от роду. Виктор крякнул. «Беда» могла быть плохой книгой и могла быть хорошей книгой, но она ни при каких об…
— Я знаю, что он похитил одного мокреца и что он действовал вместе с городскими легионерами. Как его там… Фламента… Ювента…
— А если я сейчас, скажем, пойду себе? — вкрадчиво спросил Виктор. — Стрелять не будете?
— Разберетесь, — равнодушно пообещал шофер. Он сплюнул в окошко. — Нашли место, где санаторий устраивать. Днем туман, вечером туман…
— Быстро — это не существительное, — запальчиво сказал Виктор. — Не путайте ребенка, Голем.
— А… Да, это они мне говорили. Но это же так, философия. Что вы мне опять врете, Голем? Какой может быть новый мир за колючей проволокой? Новый мир под командованием генерала Пферда?. А если они там …
— Для сути — нет, сказал Голем. — Я думал, вам это интересно.
— Плюньте на соседей, — посоветовал Виктор. — Это же они от зависти. Мальчишка у вас прелесть. Я, например, очень рад, что моя дочка с ним дружит.
— Кажется, ваша фамилия Банев? — сказал он.
— Благодарю вас, не нужно. Раз она не передавала, передам я. Мы хотели бы встретиться с вами, господин Банев.
— Вы действительно встречались с Зурзмансором? — спросили из зала.
— Все-таки для писателя вы отвратительно разбираетесь в людях, — сказал Голем.
— Ничего не понимаю, — сказал Виктор. — Или у меня с головой что-то… Почему, собственно, ты лежал за углом? Ты там живешь?
— Не хочу я на вас жаловаться, — отвечал Павор, прижимая руки к груди.
— Если бы только в городе, — сказал Голем.
— Добрый вечер, — сказал Виктор, наливая себе коньяку.
Наступило молчание. Виктор без аппетита ковырял бифштекс и размышлял. Я мало знаю о мокрецах, и то, что я знаю, не вызывает у меня к ним никаких симпатий. Может быть, дело в том, что не очень-то любл…
— Ладно, сказал Виктор. — Пойдешь с нами. Не выдадим. Одежда найдется. Пошли, только не отставай.
— Это забавно, — сказал полицмейстер. — Я не понимаю, и не желаю понимать, о чем идет речь, потому что как должностное лицо я не потерплю угроз. Что же касается господина Банева, то на этот счет суще…
— Гм, — сказал Виктор и выразительно поглядел на мальчика. Мальчик виновато развел руками.
— А тогда перестань трястись и принеси что-нибудь пожрать. — Приказал Виктор. — Хлеб у тебя в камень еще не превратился?
— Правильно, — сказала она. — А ты откуда знаешь? Принял его некробиотическую телепатему?
— А все-таки, Голем, — сказал Виктор, понизив голос. — Это правда, что вы коммунист?
— Вами очень интересуется человек по имени Павор Сумман.
— Я пишу по старой системе, — сказал Виктор. — Как Хэмингуэй.
— Ни черта, я вижу, вы не знаете, — сказал Павор, разглядывая засморканный платок. — Как справедливо утверждает господин Президент, главное свойство наших писателей — это хроническое незнание жизни и…
— На тропинке… Ты ведь знала, что он здесь?
— Говорят, сегодня к тебе бургомистр приходил, — сказал Тэдди.
— А по-ихнему прогресс — это очень просто. Загнать нас всех в резервации, чтобы не путались под ногами, а самим на свободе изучать Зурзмансора и Шпенглера. Такое у меня, во всяком случае, впечатление.
— Милый писатель, — сказал Голем. — Чтобы стать архитектором, одних волдырей недостаточно.